Когда Геринг пропихнул свое грузное тело в полуоткрытую дверь кабинета, он увидел обычную за последнее время картинку: Гитлер сидел в кресле и нервно шевелил пальцами... Другой стоял у камина и тоже шевелил. И у того и у другого было по темному шерстяному пучку под носом, и клок волос одинаково свисал на лоб.

   При появлении Геринга тот Гитлер, что стоял у камина, быстро вышел из комнаты. Другой остался сидеть в кресле.

   — Ух, черт их побери, этих двойников!—отдуваясь, произнес Геринг, вертя красной шеей в тугом воротнике.— Я себе тоже завел одного на всякий случай. Но этого болвана надо же сперва раскормить! А у него склонность жиреть с морды и с зада и никаких отложений в области живота. Пока привязываем подушку. Ваш идиот по крайней мере вам стоит дешевле.

    — Мой идиот, как вы изволили выразиться, когда- нибудь будет стоить мне жизни...

   Геринг пристально взглянул в глаза собеседнику.

   Где-то в самой их глубине он- уловил крупицу здравого смысла. Совершенно ясно, это был не он! То есть он, но не тот! Короче говоря, это был не Гитлер!

   Но тут вошел в комнату тот Гитлер, что уходил, и сел в кресло, а тот Гитлер, что сидел в кресле, встал и вышел из комнаты.

   Герингу стало еще жарче:

   — Кажется, уж мне-то вы могли бы доверять!

   — Безусловно,— сказал Гитлер, сидящий в кресле.

   — А вот ему как раз особенно доверяться не следует.—Геринг кивнул на дверь.

   — Безусловно,— повторил Гитлер.

   — Потому что, знаете, какой номер проделал мой двой- ничок, черт бы его побрал! Как-то утром я заезжаю к Лизхен. Швейцар, бледный, как покойник, мямлит: «Осмелюсь доложить, там есть уже один господин Геринг!» Кидаюсь, как тигр... Лизхен падает в обморок, а эта скотина продевает жирные лапы в помочи и говорит нахально: «Я,— говорит,— для пользы дела должен понимать вас со всех сторон. Такая,— говорит,— собачья служба. Может быть, мне самому противно!..»

   Доложили о приходе генерала. Гитлер вздрогнул и уставился на дверь.

   «Настоящий,— подумал Геринг.— А может, не настоящий? Двойнику тоже, небось, взрываться не хочется».

   Он сказал:

   — Этот генерал бомбой действовать не станет. Умеренный тип. В крайнем случае у него револьвер за пазухой.

   Неожиданно в комнату вошел тот Гитлер, что уходил, и сел за стол, а тот, что сидел, встал и ушел.

   «Кажется, я догадываюсь»,— смутно подумал Геринг и усмехнулся, когда генерал почтительно склонился у стола.

   Однако генерал не стрелял и не бомбил. Склонившись, он делал доклад, весьма щекотливый и чрезвычайной важности. Вдруг Гитлер, сидевший у стола, прервал его и понес такую ахинею, что генеральская лысина покрыласс испариной. Геринг сорвался с места и помчался в другую комнату.

   На подоконнике сидел Гитлер и ловил мух, как человек, которому надо скоротать время.

   — Скандал!—зашептал Геринг.— Там почти что решается судьба, а это чучело несет чушь, бред, неразбериху!

   Гитлер поймал муху, покрутил ее между пальцами и Сказал:

   — Спохватились. Это чучело, как вы изволили заметить, не первый день несет бред, чушь и так далее...

   Весь потный, Геринг понесся назад.

   Теперь Гитлер, сидящий за столом, обсуждал стратегические вопросы. Геринг прислушался, Нет, конечно же, это был подлинный. Потому-то стратегические вопросы решались именно так глупо, как всегда.

   Когда генерал удалился, Геринг сказал:

   — От души советую: поосторожнее с двойником. А то в последний момент он вляпается на ваш самолет — и поминай, как звали!

   — В самом деле? — произнес Гитлер. И вопреки здравому смыслу вместо испуга или озабоченности лицо его отразило полное удовольствие.— В самом деле? Это идея!

   Геринг рванул тугой ворот и выкатился из комнаты.

   «Удружил! Надоумил! Кого, Кого, черт побери?! Если двойника, то он улетит себе в последний момент и оставит фюрера на бобах! А если я надоумил фюрера? И фюрер прикинется своим двойником и оставит на бобах нас?»

   Геринг повернул назад, на цыпочках приблизился к двери и заглянул в замочную скважину. Ему представилась обычная за последнее время страшноватая картинка: два Гитлера стояли спиной к двери, лицом к каминному зеркалу. Один из них, непонятно который, приказывал истерическим голосом:

   — Головой надо вздергивать так, а не так! Вот так!

   А в зеркале два других Гитлера одинаково дергали

головами.

   «Итого — четыре! Уф! Это даже для меня чересчур!— обливаясь потом, подумал Геринг.—Нет, скорей домой кормить своего двойника! Увеличу ему паек! В последний момент подсуну его, а сам...»

   Но мысль о последнем моменте показалась такой страшной и, главное, такой близкой, что он, словно спасаясь, захлопнул за собой дверцу машины и грузно рухнул на подушки.

1944 г.