Вереница тягачей с прицепленными к ним орудиями остановилась на заправку в занятом накануне небольшом городке Экен в Померании.
Артиллерия спешила, что явствовало из свежей и точной надписи на теле громадного трофейного бензовоза: «Вперед, в логово зверя!» Бывший немецкий бензовоз аккуратно заливал бывший немецкий бензин в баки русских тягачей.
Связной майора Морозова ефрейтор с вполне подходящей к его веселому нраву фамилией Вася Приставка озорными глазами окидывал расположение освобожденных от пруссаков одноэтажных домов и вдруг крикнул артиллеристам, разминавшим окаменевшие ноги:
— Ребята, глядите! Она! Наша непромокаемая!
Артиллеристы еще не знали, в чем дело, но уже улыбались, зная, что весельчак Приставка даром слова на холодный, пронизывающий ветер, дувший с Балтики, не бросает.
— Вот! —указывал Приставка на окно домика на противоположной стороне улицы.
— Она!—хором крикнули наводчики и заряжающие.
Приставка лихо ударил ладонью по ушанке и, манерно
размахивая руками, побежал к окну. За ним гурьбой понеслись артиллеристы.
Над окном они увидели знакомые цифры «48767», крупно выведенные черной краской на желтом фанерном щите. Краска уже достаточно облупилась, и на углах полевой вывески были следы многочисленных гвоздей. На сей раз в углах окрашенного щита торчали четыре ковочных гвоздя. Гвозди были вбиты неглубоко, полевая почта твердо знала, что ей в этом померанском городке долго задержаться не придется: впереди лежат более интересные населенные пункты.
— Надо зайти,— подмигнул Приставка своим товарищам.— Нет ли мне письмеца от моей старухи?
Артиллеристы дружно засмеялись. Дело в том, что еще год назад их крупнокалиберная артиллерийская часть была придана как средство усиления другой армии, и ввиду этого они распрощались со своей старой полевой почтой, с которой они шли рука об руку еще с декабря 1941 года, с момента славного освобождения Тихвина. Откуда же здесь, на этой почте, могло быть письмо Приставке?
И вообще Васе Приставке, кроме его дяди, кассира районного банка, никто писем не писал. Веселый смех друзей еще более подзадорил Васю, и он в сопровождении своих товарищей вошел в домик.
За перегородкой, сооруженной из немецких комодов и прочей малоподвижной для стремительного драпа мебели, Приставка увидел девушку-сержанта. Вася вежливо и с не соответствующим уставу поклоном приложил ладонь к ушанке. Для начала он сказал:
— Нет ли для меня экстренных телеграмм или писем? Что-то мне моя милая давненько не пишет. Вы не знаете, почему?
— Фамилия? — строго спросила девушка-сержант.
— В таком случае — Приставка,— ответил Вася, игриво озираясь на своих коллег.— Если более точно требуется, то Василий Андронович.
Дальше случилось то, чего никто из артиллеристов не ожидал.
— Ефрейтор Маша,— громко сказала сержант,— посмотри в большом ящике. Поищи там Приставку, его, кажется, недавно в архив сдали.
— Ой, Вася, дожил! В архив сдали,— огорчился Приставка.
Грянул залп смеха и шуток. Но в эту минуту из соседней комнаты вышла ефрейтор Маша и протянула Приставке сероватый конверт, на котором рядом со многими штемпелями было ясно обозначено: «ПП -48767. Василию Андро- новичу Приставке». А ниже: «Плужанское отделение Госбанка».
Артиллеристы, взглянувшие на конверт через Васино плечо, деловито заметили:
— Не иначе, как банк с тебя задолженность по сельхоз- кредиту требует.
Приставка молча распечатал конверт и не без тревоги пробежал короткое письмо. Тут же к нему вернулось его задорное настроение.
— Вот друзья! — крикнул Приставка и бросился с письмом на улицу.
Он бежал к своему «виллису», а за ним неотступно следовали артиллеристы. Усевшись в машине, Приставка собрал побольше народу и стал читать. Он знал, что письмо будет иметь успех.
— «Дорогой наш воин Красной Армии,— читал Приставка,— наш коллектив служащих Госбанка поздравляет вас и ваших боевых товарищей с доблестной 26-й годовщиной Красной Армии...»
— Что они там, очумели?!—крикнул кто-то из аудитории.— Через шесть дней наступает 27-я годовщина, а они;—26-я.
— Тихо,— начальственно приказал Вася,— слушайте дальше: «...и также поздравляем вас, дорогой товарищ Приставка, с освобождением Новгорода, древнего русского города и важного хозяйственно-политического центра...»
— Вспомнили!—опять заметил один из нетерпеливых слушателей.— Мы после Новгорода два раза моторы меняли, всю Прибалтику и Польшу освободили, до Берлина подходим, а они Новгород... Вот друзья!
— Наверное, в этом банке плохо учет поставлен,— заметил весь промасленный и черный от копоти водитель тягача.
А Приставка все читал письмо и приберегал эффект.
— «Желаем вам, товарищи артиллеристы,— читал Вася,—довести ваши пушки до Берлина и дать по нему возможное количество салютов из всевозможных орудий, чтобы проклятые немцы вспомнили Ленинград и другие советские города. С комсомольским приветом от имени коллектива председатель месткома Мария Самарина».
Приставка сделал паузу и громко и значительно произнес:
— «Плужанск. 9 февраля 1944 года».
— Вот полевая почта работает! Целый год письмо мариновала,— не унимался водитель тягача.
— При чем тут полевая почта, когда наша тяжелая артиллерия носится по фронту, как нелегкая,— сказал Вася.— Ты погляди, на какой ПП я письмо получил. Год назад, как мы от нее откреплись, а она все время мое письмо хранила. Вот друзья! —И Приставка величественно протянул руку в сторону фанерного щита.
— Елки-палки! Бывшая наша! 48767,—-хором прочли водители.
1945 г.
