(Фантастический рассказ)

   Сергей Сергеич Бакенбардов, писатель-юморист, сидел за письменным столом и, уставившись глазами в потолок, настраивался. В очередном номере журнала должен был появиться его рассказ.

   — И чтобы было смешно!—свирепо сказал редактор.

   «Тебе легко говорить,— с горечью думал Сергей Сергеич,— а где я тебе возьму это самое «смешно»!.. Я, кажется, про все смешное уже написал. Тридцать лет пишу одно смешное... Ошалел совсем. А написать все-таки нужно. Ничего не попишешь, нужно писать...»

   И снова вперил свой измученный взор в ничего не выражающий потолок. Вместо хороших тем, свежих эпитетов и оригинальных идей на потолке вертелись давно надоевшие бюрократы, подхалимы и мелкие взяточники... Вся эта нечисть вертелась в каком-то диком хороводе... Прошло несколько минут... Красные глаза юмориста покрылись туманом, вежды его незаметно сомкнулись, и Сергей Сергеич начал тихонько посапывать.

   Чьи-то часы за стеной пробили полночь.

   В эту минуту в дверь Сергея Сергеича постучались.

   «Кто бы это мог быть? — подумал он, встрепенувшись.— Петушенко или Корифьюкин? Носит же, чертей, нелегкая!..»

   И он отворил дверь.

   На пороге стояла женщина.

   Старая, истрепанная жакетка собачьего меха висела на ней, как на кривом гвозде.

   Спирально сползшие чулки и мятая шелковая юбка говорили о длинной, неудачно прожитой жизни...

   Туалет ее был дополнен старинными кружевными митенками и чудовищной соломенной шляпой, такой неуместной в холодную январскую ночь. Лицо у этой странной посетительницы было морщинистое, дряблое, сильно напудренное и кое-где даже тронутое румянами. Во рту у нее торчала папироска, а в потухших ее глазах светилось что-то очень умное и, как ни странно, мучительно знакомое Бакенбардову.

   — Вы ко мне? — спросил он неуверенно.

   — Сергей Сергеич... Можно?

   Она смотрела ему прямо в глаза.

   — Простите,— возразил Бакенбардов,— но я, так сказать, не имею чести... ммм...

   Женщина кокетливо улыбнулась.

   — Ах, Сергей Сергеич! — Она игриво погрозила пальчиком.— Забывчивы вы стали! А ведь вы меня знали, и я когда-то очень нравилась вам...

   Бакенбардов густо покраснел.

   — Я женат!—сказал он строго.— Да, я, к сожалению, женат! То есть я хотел сказать: к счастью, я женат... И вообще кто вы такая?

   — Я?..— потупившись, проговорила гостья.— Я Шутка!.. Сергей Сергеич... Сережа... Я первая ваша Шутка... Ну? Помните?

   И она улыбнулась очень просто и сердечно.

   Что-то дрогнуло в душе Бакенбардова. Какие-то неясные воспоминания со странной силой ударили в его сердце. Серебряный весенний дождик зазвенел на булыжных мостовых Москвы, и, ступая прямо по голубым зеркалам лужиц, шел в редакцию худенький студент Сережа, прижимая к груди заветную рукопись... Бакенбардов вгляделся в лицо пришелицы... и узнал ее.

   — Вы? — вскричал он в волнении.— Вы? Помню! Вы моя милая, первая, тонкая Шутка. Что же случилось с вами, моя дорогая?

   Женщина горько усмехнулась:

   — Да, это я. Видите, какая неприглядная старость? А ведь была когда-то задорная, молодая, оригинальная. А потом познакомилась с вами, юмористами, артистами-, и вот полюбуйтесь, до чего дошла.

   В голосе ее послышались слезы.

   — Однако что же мы стоим? — спохватился Бакенбардов.— Милости прошу, пройдемте ко мне. Выпьете чашечку чаю?

   — Я не пью,— хрипло ответила гостья. Помолчала и тихонько добавила:—Чая я не пью...

   Бакенбардов поставил на стол вино. Где-то далеко слышалась грустная, щемящая душу мелодия: это по радио Ойстрах играл Сарасате. В комнате писателя было тепло и уютно, а за окном, как полагается, выла и стонала вьюга.

   — Ах, дорогая моя, милая Старая Шутка,— попросил Бакенбардов,— расскажите мне всю вашу жизнь...

   — Ну что ж,— согласилась гостья,—спички есть? — Она закурила.— С чего начать?

   Я родилась в тысяча восемьсот (две звездочки) году. Кто мои родители? Не знаю... Говорят, что однажды в конке меня случайно обронил какой-то подвыпивший субъект. Во всяком случае, вместе с прогрессом я перекочевала в трамвай. Там на задней площадке я познакомилась с одним молодым человеком. Это были вы, Сергей Сергеевич... Сережа... Что вас покорило тогда во мне? Моя непосредственность, свежесть? Не знаю... Помню только, что не было лекции, доклада, диспута или простой застольной беседы, куда вы не брали бы меня с собой. О да! Я пользовалась успехом! Но вы были молоды тогда, неопытны и чересчур доверчивы, и, конечно же, меня у вас похитили.

   Она поминутно чиркала спичками, забывая зажечь погасшую папироску.

   — О, этот демон, эстрадный фельетонист! Он увез меня на Дальний Восток... Этот безумец любил меня больше жизни! Да и немудрено: кроме меня и лакированных ботинок, у него ничего не было. И я его за эту любовь кормила... Но счастье не может длиться вечно. Однажды этот жалкий человек проиграл меня в карты начинающему конферансье. Можно еще вина? Спасибо. А и худой же был тогда этот конферансье! В чем только душа держалась! Это теперь он полторы тонны весит. В такси «Москвич» не влезает... А тогда... О, тогда он вцепился в меня обеими руками и полез в гору: «Эрмитаж, Сочи, Ривьера. И все было бы прекрасно, если бы не... Брюнетик!!! С бородкой... Он охотился за мной. Что ни день — рестораны, шампанское, поездка в Переделкино, Малеевку, то да се, и незаметно для самой себя я очутилась в его пьесе...

   Гостья остановилась и перевела дыхание. Справившись с душившими ее слезами, она продолжала:

   — Потом пошло, поехало... Калейдоскоп какой-то... Я побывала в баснях Курчихина, эпиграммах Глазина, в скетчах Фисакова и в частушках Цезаревича... Вы не поверите, они торговали мною! Один из них ухитрился продать меня сразу четверым: Мироновой, Менакеру, Штепселю и Тарапуньке! Я так .устала...

   Она заплакала. Побледневший Бакенбардов нежно гладил ее бесцветные, обожженные завивкой волосы.

   «Неужели это те самые блестящие, роскошные кудри, которыми я когда-то восхищался?»—подумал он в том самом стиле, который так ненавидел.

   — Послушайте,— сказал он тихо,— а почему бы вам не устроиться в какой-нибудь театр миниатюр?

   Во-первых, в Москве нет никакого театра миниатюр,— сказала она с досадой,— в Ленинградском и своих Старых Шуток полно... И потом там с нами ужасно обращаются. Никакого покоя: сегодня ступай во «Времена года», завтра «Белые ночи»... Жуть!

   — А вы идите в кинокомедию! Вот где нужны Старые Шутки.

   — Ну, нет!—возразила Шутка.— Я на днях смотрела одну такую кинокомедию! Заплатила за билет шесть рублей...

   — И как показалось?

   — Показалось, что пять переплатила...

   Она застенчиво посмотрела на Бакенбардова.

   — Сергей Сергеич,— прошептала она, покраснев,— Сережа, милый! Верните меня к жизни, поддержите меня, вдишите меня в свой фельетон!..

   Бакенбардов просиял и... проснулся!..