3 января.
Закончил писать рассказ. Перечитал - ужаснулся. До чего же жуток этот Селифан! Как он мог так поступить с хрупкой и беззащитной женщиной?.. Злой, коварный и безжалостный тип, фашист! 

4 января.
Весь день не могу найти себе места. Не дает покоя мученическая смерть Вали. До чего же все-таки она была наивной! Как она могла в наше кровожадное время близко подпустить к себе незнакомого в общем-то ей мужчину, этого садиста? Бедная-бедная девочка. Последние абзацы перечитал несколько раз - в надежде, что пропустил строчку или место в тексте - строчку о чудесном высвобождении Вали рук убийцы. Не нашел такого места. Весь день не мог найти места.

5 января.
Прекрасное настроение. Чудо, волшебство - Валя жива! Я еще раз перелистал первые страницы рассказа, где описываются ее беспечные молодые годы, танцы и веселье. Но к вечеру стал серьезнее. Это я уже дошел до того места, где закончилась романтика и начались будни с взбиранием Вали по служебной лестнице к посту замредактора журнала.
Среди ночи меня чуть не хватил разрыв сердца - Валю хочет убить автор-графоман. С ужасом жду утра.

6 января.
Фу, слава богу, всё обошлось. За этим рассказом я каким-то ненормальным стал, уже и света божьего не вижу. А ведь свет есть - я случайно раскрыл рассказ не на той странице, на которой вчера остановился, а страницей раньше - там свет, там молодость, там танцы души юной Валентины. Вот она начинает взбираться по служебной лестнице... Пошире распахнул окна, чтобы побольше солнечного света вошло в комнату. В тексте было написано "распахнула", я исправил на "широко распахнула".

7 января.
Кажется, у меня едет крыша. Решил переключиться на какой-то другой вид деятельности. Читать рассказ сегодня не стал, переводил его на китайский. Как по-китайски пишутся кавычки? Тьху, черт, только сейчас заметил, что написал, что Валечке маньяк выламывал зубы кавычками. Исправил на кусачки. Забы кувычками! Какая мерзость, хотя в этом что-то есть... Всю ночь страдал.

8 января.
Бросаю последний отстраненный взгляд на рассказ - как бы читаю его глазом постороннего - ну, допустим, моего соседа Кузьмы. Рассказ мгновенно засасывает. Какая сила мысли! Какой талантище этот писатель С. Морковкин! Бедная главная героиня, как бишь ее там?.. ага, Валя. Надо корешам, то есть друзьям, дать почитать. Эх, Валюха, не надо было этого паску..., этого террориста к себе подпускать... И никто не приласкает теперь стройное женское тело, не проведет рукой по золотистым волосам молодой журналистки...

9 января.
Все утро выхожу из образа. Не получается. Несем рукопись в редакцию областного литературного журнала вдвоем. Хороший он мужик, Кузьма, но при виде редактора Валентины Германовны Гримайло - крепкой женщины постбальзаковского возраста - он вместе с образом в ужасе удаляется.
Редактрисса мой рассказ, как всегда, обругала и посоветовала вообще переключиться на какой-то другой сюжет. Я ее все-таки жалобно спросил: "Может этот сюжет удастся доработать?" "Как хотите", - ответила Германовна.
Дурная баба.

10 января.
Еще раз переделал рассказ. Добавил Вале стройности и красоты, а маньяку - грубости, физического веса, силы и неуравновешенности, вооружил его отбойным молотком и наградил такими же, как он сам, корешами. Валя погибает в еще больших муках...

11 января.
Весь день плачу. Заметил, что кончились деньги. У бедной Вали кончились деньги, а тут еще злой автор-маньяк, из барыг, с жиру сбесившийся, принес свой никчемный за полчаса состряпанный рассказ... Ой, чувствую, трудно ей придется...